Когда мы стояли по разные стороны дороги, то и дело подпрыгивая, чтобы за машинами разглядеть гляделки друг друга, мне захотелось сделать шаг.
Люди мчались на автомобилях , одержимые вечным желанием успеть, ты ждала вердикта светофора, а мне хотелось сделать шаг. Тот самый шаг навстречу, которого ты так давно от меня ждала. И что-то произошло тогда,казалось, вокруг меня сто тысяч жизней и во мне столько же. Эта ответственность за маленькую смерть перед одной огромной жизнью прирастила меня к земле, и я не смог шагнуть, хотя там где ты стояла, прыгала, смеялась, играла глазами- кипела настоящая жизнь. Но всё это глупости, перепугавшись, я остался на месте - то есть остался жив. Так сказала мама, а я не стал её спрашивать, вдруг она тоже знает, что смерть повсюду, я же любил думать, что мамы не знают ничего.
Наверное, многое изменилось. Мои старые воображаемые Тётя Марта с Миллерами давно умирали по сто раз в месяц, делясь впечатлениями, как об очередном аттракционе. «- кааак? самоубийство казнь? последний раз кстати я постигла нелепую смерть- каблук провалился в асфальт, и тут-как-тут, представь себе машина с мороженым, веселье да и только» Ненависть к собственной памяти росла во мне. Я вдруг прозрел, сколько не тренируй, в лучшем случае возможно помнить последнюю смерть при рождении, но новенькими люди слишком глупы, разве что быть кошкой, которая помнит все жизни до десятой?. Потом ты впустила меня в свою постель, помню, спросил «не боишься, что я тебя убью? », ты улыбнулась и даже не стала прятать ножи и ножницы в доме. В кровати мы занимались тем, о чём стесняюсь стираю уже раз пятый . В кровати мы занимались всем.Твоя такая неповторимая ловкость- ты умела меня любить, целовать, кусать, учить французскому, поучать и всё не выходя за пределы одеяла. Однажды, когда ты в кровати очищала ножом апельсины , я понял, что ты можешь гораздо больше. Ты способна познакомить меня со смертью. Мы, как обычно, не покидали постель не на минутку, я просил сильнее кусать за шею, но ты только целовала, хотя всё ещё пахла апельсинами. Как назло, той ночью тебе не спалось, но всё должно было случиться естественным образом. Когда ты засопела, я взял тебя за руку так крепко, как только мог. Ты не сопротивлялась, казалось, что даже улыбнулась, хотя , вероятно, не мне, а какому-нибудь милому чудовищу во снах, кто знает. Я попытался отодвинуть твою ладошку, пальчик за пальчиком соединяя с ножом из моей руки, я твёрду верю, это было самое сложное и вечное дело, которое мне когда-либо приходилось притворять в жизнь, труднее всего оказалось абсолютно убрать свою руку с твоей ручки, оставив там только нож. Едва ли ты не проснулась,но всё шло хорошо. Я был рад и нем, также как и ночь- месяц мне улыбался, тьма была безупречно тихой. Наконец-то ты обняла меня. Теперь нож лежал прямо на моём плече, соблазн был так близок, но я не стал помогать. Могу сказать в оправдание, я думал только о тебе, и о том, как нагло пользуюсь возможностью разглядывать тебя сейчас. Чуть позже прелестную головку посетили кошмары, ты стала мотать головой и беспокойно шевелила руками, нож танцевал по моему телу. Ты знаешь, по-моему ты так хороша не была никогда и почему я никогда не проводил ночи, вчитываясь в тебя словно в книгу, без слов но с картинками ? Ты перевернулась на другой бок, нож соскочил, крови стало неожиданно много, по-моему до этого я видел её раз 10, не больше, у медсестры в гостях. В ту минуту мне захотелось, чтоб ты знала, что умирать легко.